«Гран-при» для убийцы - Страница 32

Дамаск. 31 марта 1997 года

Автомобиль мягко затормозил у небольшого дома. Несмотря на явную спешку, с какой водитель пытался добраться до этого места, подъехав, он не стал выходить из машины, терпеливо ожидая, когда из дома кто-нибудь появится. Его «Хонда» хорошо просматривалась отовсюду. Сидевший за рулем человек ждал, положив руки на руль.

Наконец из дома вышел молодой человек и приблизился к автомобилю. Он наклонился и посмотрел в лицо сидящему в нем. Потом внимательно осмотрел кабину и кивнул водителю, разрешая выйти. Водитель выбирался нарочито медленно, слишком медленно, чтобы наблюдавшие за ним люди могли убедиться в том, что у него не было с собой оружия. Из дома вышел еще один человек, но уже вооруженный. Он молча поднял автомат, наставив его на приехавшего. Тот по-прежнему очень медленно и осторожно поднял руки. И стоявший сбоку молодой человек в арабской одежде быстро и тщательно его обыскал. Лишь после этого он кивнул стоявшему в дверях вооруженному охраннику, и тот, посторонившись, пропустил незнакомца в дом.

В самом доме гость ориентировался более уверенно, пройдя по длинному коридору, он вошел в большую комнату без окон, где на ковре сидел одетый в традиционную арабскую одежду Ахмед Мурсал. Он был без головного убора. Рядом с ним на ковре лежал пистолет, нарочито положенный таким образом, чтобы его видел любой входящий. Вошедший молча кивнул Мулу и уселся напротив. Почти полминуты длилась тишина, словно террорист изучал пришедшего, которого он знал много лет.

Затем разрешил:

— Говори.

— Он просил передать, что израильтяне сумели вычислить тебя в Голландии. Они прилетели в Баку за тобой и арестовали канадца, когда тот пытался улететь.

— Я знаю обо всем и без его подсказки, — усмехнулся Мул, — ничего нового ты мне не сообщил. Непонятно, зачем я плачу такие деньги?

— Это не все, — быстро сказал гость, — он просил сообщить, что за тобой идет по следу известный международный эксперт. Он сумел разгадать твой трюк с тройным обменом и хочет проверить, что делал твой друг в Москве.

Ахмед Мурсал нахмурился. Потом быстро спросил:

— Что еще он просил передать?

— Эксперт вылетает в Тегеран. Хочет проверить твои связи в Иране. Он предлагает тебе встретить его там.

— Как зовут эксперта?

— Он не назвал имени. Только кличку.

— Какая?

— Дронго. Он сказал, что, услышав это слово, ты все поймешь.

Ахмед Мурсал помрачнел. Потом легко поднялся. Это был высокий сильный мужчина с пронзительным взглядом, который бывает у больных или фанатичных людей. Гость поднялся следом за ним.

— Мы его встретим в Тегеране, — сказал Ахмед Мурсал. — Он нам не сумеет помешать.

— Меня просили передать, что он очень опасен, — предостерегающе сказал гость.

— Это мы проверим, — первый раз за все время разговора улыбнулся террорист. — И передай, что мы должны знать обо всем. И о Москве, и о Баку, и об этом визите в Иран. Хотя я уверен, что живым он все равно не останется.

Можешь идти. И попроси, чтобы нам дали подробное описание эксперта и адрес его жительства в Тегеране.

— До свидания, — гость чуть слышно вздохнул и быстро вышел из комнаты, словно намереваясь как можно быстрее покинуть негостеприимный дом. Оставшись один, террорист посмотрел на свой пистолет, словно опасаясь увидеть своего противника в проеме двери. Затем, тяжело вздохнув, потянулся за оружием. «Его нужно встретить в Тегеране», — подумал он.

Тегеран. 1 апреля 1997 года

Дронго летел в Тегеран самолетом иранской авиакомпании и уже при посадке почувствовал разницу между цивилизацией Азербайджана и соседнего государства. Женщины были в традиционных темных платках, называемых «чадра» и закрывавших все тело. Правда, иногда из-под темного платья выглядывала изящная ножка в дорогой французской или итальянской обуви, но, как правило, темная ткань скрывала всю фигуру, включая и ноги.

«Как странно, — думал Дронго, сидя в салоне бизнес-класса, — великая страна, с самой древней историей. Древнеперсидские государства существовали тогда, когда не было еще ни Франции, ни Великобритании, в Европе не было даже греческих государств, когда ее населяли еще ахейцы, а на месте великого Рима по территории Италии передвигались племена этрусков. Народ с такой древнейшей культурой, с таким наследием в конце двадцатого века считается средоточием мракобесия и фанатизма».

Дронго взглянул на дремавшего рядом соседа. Тот был небрит и без галстука, считавшегося неприемлемым атрибутом в одежде правоверного мусульманина.

«Почему, — подумал Дронго, — почему право народа жить так, как ему хочется, считается предосудительным? Ведь в Алжире состоялись выборы, на которых победили исламисты, но военные и светские власти совершили самый настоящий переворот, не допустив исламскую партию к управлению государством. То же самое произошло в Турции, где исламисты набрали больше всех голосов и некоторое время возглавляли правительство, но затем также под давлением военных вынуждены были уйти в оппозицию.

Почему Запад считает, что его ценности столь универсальны? Ведь во всех остальных случаях западные страны немедленно подняли бы шум по поводу нарушения прав человека и права народа на собственный выбор. Но в случае с исламистами считается, что любые действия против них заранее оправданы. Раньше было противостояние, когда любое противодействие коммунистической угрозе считалось оправданным. Кровавый режим подонка Пиночета, уничтожившего десятки тысяч собственных граждан, считался приемлемым для западного образа жизни, а либеральный режим „розового“ социалиста и гуманиста Сальвадора Альенде был слишком социалистическим?